— Как спалось?
— Замечательно! — ответила Ева и одним духом выпила всю чашку. — Вот теперь я немного похожа на человека.
— Есть хочешь?
Ева утвердительно хмыкнула и взяла с серебряного подноса пирожное в форме лебедя. Откусив от него изрядный кусок, она налила себе еще кофе и сделала несколько глотков. Глаза ее наконец полностью раскрылись. В приливе щедрости она отломила лебедю голову и протянула ее Галахаду.
— Страшно люблю смотреть на тебя по утрам. Но только иногда мне кажется, что, если бы не кофе, ноги бы твоей здесь не было.
— Угадал! — Она с аппетитом жевала пирожное, запивая его ароматным налитком. — Впрочем, против секса я тоже не возражаю… иногда.
— То-то я заметил, что вчера ты не особенно сопротивлялась. Сегодня я должен лететь в Австралию. Вернусь только завтра, а может, и послезавтра.
— А-а… — Ева даже не пыталась скрыть разочарования.
— Сделай мне приятное — пока меня не будет, поживи здесь!
— Я же уже говорила. Одна я себя здесь чувствую неуютно.
— А ты попробуй наконец привыкнуть к мысли, что этот дом не только мой, но и твой. Ева… — он накрыл ее руку своей. — Ты когда-нибудь начнешь всерьез воспринимать меня и мои чувства?
— Просто у себя дома мне лучше, чем здесь без тебя. И к тому же у меня куча работы.
— Ты не ответила на мой вопрос, — заметил Рорк. — Ну да ладно. Я позвоню тебе, когда вернусь. — И добавил уже другим, спокойным и деловым, тоном, поворачивая к Еве монитор: — Кстати, о твоей работе. Погляди, что пишут в газетах.
Ева была готова к чему угодно. Поэтому замелькавшие на экране однообразные заголовки вызвали у нее только усталую, слегка брезгливую улыбку. «Убийство видного нью-йоркского прокурора». «Полиция сбита с толку». Часто попадались фотографии Сесили Тауэрс — в зале суда и за его стенами, — а также фотографии ее детей, комментарии экспертов, всякие цитаты.
На какой-то момент внимание Евы задержал ее собственный портрет с подписью, гласящей, что она — лучший в городе следователь по делам об убийстве.
— По этому поводу мне можно только посочувствовать, — мрачно прокомментировала она эту рекомендацию.
Однако это было еще не все. Некоторые газеты напоминали читателям о деле, которое она расследовала зимой, — его пикантность заключалась в том, что там фигурировал сенатор Соединенных Штатов и три мертвые шлюхи. И каждый писака считал своим долгом упомянуть о связи Евы с Рорком!
— Да какое этим шакалам дело до того, кто я такая и с кем я сплю!
— Вы оказались в центре общественного внимания, лейтенант. Подробности вашей жизни поднимают тиражи.
— Я — полицейский, а не персонаж светской хроники, — раздраженно бросила Ева. — Давай-ка включим телевизор. Мне нужен «Канал 75».
Рорк нажал на кнопку дистанционного управления. Засветился большой экран, послышалась торопливая репортерская речь, и Ева нахмурилась.
— Полюбуйся на него! Это самая ядовитая безмозглая гадина во всем Нью-Йорке!
Рорк попивал кофе и с любопытством смотрел репортаж Си Джея Морса. Он уже понял, что всегдашнее Евино презрение к прессе за последние месяцы переросло в отвращение. И произошло это из-за скандального дела Дебласс: Ева теперь не могла и шагу ступить, чтобы не наткнуться на очередного журналиста. Но ее ненависть к Морсу он разделял вполне.
— Итак, трагически оборвалась жизнь знаменитой и замечательной женщины. Женщины твердых принципов, женщины, посвятившей себя служению обществу. Она была убита на улице, на улице нашего с вами города. Сесили Тауэрс и ее дела не будут забыты! Но понесет ли заслуженное наказание убийца? Пока что полиция Нью-Йорка не может ответить на этот вопрос. Лейтенант Ева Даллас, которой поручено расследование, не сообщила ничего утешительного.
На экране появилась фотография Евы, и голос Морса за кадром продолжал:
— Мы связались с ней, но Ева Даллас отказалась давать комментарии по делу. В результате город наполнился слухами. Говорят, что подробности дела не случайно тщательно скрываются…
— Ну какой сукин сын! Какие подробности?! Что скрывается? — Ева стукнула кулаком по подлокотнику кресла, и Галахад благоразумно перебрался на ковер, очевидно, решив, что там безопаснее. — Расследование ведется чуть больше суток.
— Угомонись, — сказал Рорк миролюбиво, но Ева вскочила и как разъяренная тигрица заметалась по комнате.
— …Многие наши известные сограждане были связаны с прокурором Тауэрс. Среди них и непосредственный начальник Даллас, майор Уитни. Недавно майор отказался от должности начальника полиции, так и не дав вразумительного объяснения своему поступку. Старинный и весьма близкий друг погибшей…
— Все! — заорала Ева. — Я этого слизняка по стенке размажу. Где, черт подери, Надин Ферст? Уж лучше она, чем этот мерзавец! У нее хотя бы есть представление о порядочности.
— А может, тебе устроить пресс-конференцию, Ева? И выдать им информацию, которую ты сочтешь нужной.
— Да пошли они все… Слушай, это был репортаж или мнение редакции?
— По-моему, разница невелика. Репортер имеет право высказывать собственное мнение.
— Да знаю я! — Она продолжала ходить по комнате, и полы ее халата развевались, как паруса. — Ему не сойдет с рук намек на то, что мы что-то скрываем! Уитни гордится тем, что в его отделе дела ведутся честно. И твое имя трепать никто не позволит. А все-таки какой мерзавец этот Морс!
— Меня лично он не волнует, Ева. И тебя не должен.
— Он меня не волнует, он меня бесит! — Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. И вдруг губы ее расплылись в злорадной улыбке. — Я знаю, как я ему отплачу! — Ева снова открыла глаза. — Интересно, что скажет этот ублюдок, если я свяжусь с Надин Ферст и пообещаю ей эксклюзивное интервью?